Мама оставалась в Днепропетровске. Как только я получал гонорар за съемки, сразу посылал ей перевод. И вот однажды деньги вернулись, в сопроводиловке значилось: адресат выбыл в Игрень. Внутри все оборвалось, я знал, что Игрень — это город, полностью отданный под психиатрическую лечебницу. Она была плацдармом карательной психиатрии для инакомыслящих. Именно туда и попала мама. Она предупреждала, что такое может случиться, но я как-то не придавал ее словам особого значения. С диагнозом «туберкулез» маме запрещалось работать в школе, а в колонии для заключенных — пожалуйста! Туда она и устроилась воспитателем. Когда я приезжал домой на каникулы, мама с *болью рассказывала, сколько невинно осужденных там держат: «Сыночек, вместе с уголовниками сидят инакомыс*лящие, добрые, приличные люди. Я не могу видеть, как над ними издеваются, насколько они бесправны». Заключенным разрешалось писать домой раз в полгода, но мама выносила письма диссидентов за пределы колонии и отсылала их семьям, хотя не имела на это права. А потом об издевательствах сотрудников колонии над этими заключенными она написала в горком партии. Жалобу спустили начальнику колонии, он вы*звал маму, предупредил: «Заткнись и не рыпайся! А то *отправим в психушку». Мама не заткнулась, написала в ЦК партии. И тогда с ней расправились так же, как с теми, кого она защищала.
Узнав, что мама в Игрени, я бросил все, сел в поезд и приехал в Днепропетровск, потом на автобусе добрался до больницы. Мне удалось добиться с ней свидания, мама успокаивала: «Сыночек, ты только не переживай, все будет хорошо. Напиши о том, что я воевала, в журнал «Советская женщина», сходи в школу, пусть выдадут положительную характеристику». Почти месяц я собирал документы, обивал пороги различных инстанций, умолял помочь матери, просил во всем разобраться по справедливости, плакал. Заведующая отделением, в которое поместили маму, оказалась человеком порядочным. Во время одного из посещений вывела меня в сад, подальше от посторонних глаз, и предупредила: «Главврач назначил вашей маме такие уколы, после которых она пре*вратится в овощ. Вы совершеннолетний, значит, имеете право взять ее под свою опеку. Скорее решайте вопрос».
Поскольку меня уже узнавали в лицо, снова пошел по инстанциям, теперь уже грозился поднять шум. И в конце концов пробил непрошибаемую стену — маму отпустили. Помню, как забирал ее из больницы, маму вывели санитары и сдали мне с рук на руки без единого документа, справки. Она сказала: «Я свободна!» — и заплакала, я вместе с ней. А потом мы час сидели на остановке в ожидании авто*буса, обнялись и молчали, не могли разговаривать. Об этой истории я рассказал в фильме «Заражение», она, конечно же, сократила мамину жизнь