Дочитала я Умберто Эко "Пражское кладбище". Неоднозначная для меня вышла книга: сначала пыталась пробраться сквозь рассуждения про массонов, иудеев, евреев и проч., книга-то в общем-то не о них конкретно, и под конец так увлеклась, что стало даже жалко, что вот уже и дочитываю, а только вошла во вкус. Интересующимся политтехнологиями рекомендую. Роман совсем не о политике, но связь существенная.
Сейчас "отдыхаю" на Дине Рубиной "Завтра как обычно", тихо млею от :
В гастрономе стояла небольшая очередь за окороком, и я, конечно же, побежал туда и пристроился крайним. Впереди меня стоял мужчина со свинцовым лицом, помеченным множеством ссадин. Иные были свежие, иные зажившие. Волосы его — серые, редкие, свалялись в косички. Он был уже «хороший», и поэтому преувеличенно трезвым голосом зычно покрикивал:
— Левко! Я здесь! Левко! Левко — старая, когда-то белая, лет десять немытая болонка бегала по гастроному и обнюхивала покупателей. Шерсть ее, как волосы на голове хозяина, свалялась в бурые косицы, а влажный нос был любопытным и озабоченным.
— Левко! Я здесь! Болонка бросилась на голос хозяина, остановилась у ног и подняла вверх косматую морду. Она с любовью смотрела в испитое лицо, она плевать хотела на все в мире, только бы он — ее кумир, ненаглядный божок, был доволен ее собачьим усердием. Мужчина купил триста граммов окорока и две бутылки «Российской».
— Левко, пойдем! — не оглядываясь на болонку, скомандовал он, и Левко бросился следом. Через большое окно гастронома вся очередь наблюдала, как они переходят дорогу. Мужчина зыбкой походкой пропойцы, болонка — подобострастной трусцой. И даже на расстоянии видно было, как беззаветно, страстно, трепетно любит она это опустившееся, быть может, никому уже, кроме нее, не нужное существо… Проехала машина, увлекая за собой шлейф иссохших коричневых листьев, прах лета…
И вот ещё:
Было пасмурно, небо набухало, как тесто в кастрюле — вот-вот вывалится через край.
Люблю Рубину нежной любовью.