Накануне войны советская внешняя политика была частью европейской политической мозаики и, естественно, не может рассматриваться отдельно от общего контекста. Краеугольным камнем этой политики было стремление наладить совместное противодействие агрессорам и организовать систему коллективной безопасности. Эти усилия, последовательно предпринимавшиеся с 1933 года как в рамках Лиги Наций, так и по двусторонним каналам, не находили отклика у западных демократий, которые, наоборот, последовательно шли по пути «умиротворения» Германии, подталкивая нацистскую агрессию на восток. Москва вплоть до весны-лета 1939 г. пыталась организовать коллективный отпор агрессивным устремлениям Гитлера, до последнего не отказываясь от гарантий территориальной целостности Чехословакии, а до этого – последовательно стремилась создать систему коллективной безопасности на восточных границах Германии (идея Восточного пакта, сорванного, в т.ч. усилиями самих восточноевропейцев, включая поляков, вставших на путь двусторонних соглашений с Берлином).
Мюнхенский сговор
Кульминацией политики попустительства агрессору стала, как известно, четырехсторонняя конференция в Мюнхене 29-30 сентября 1938 г., по решениям которой Судетская область - пятая часть территории Чехословакии и около четверти ее населения - была отдана на откуп Германии вместе с военными сооружениями, половиной горных и металлургических предприятий страны, важными железнодорожными магистралями. Причем в дележе чехословацкого наследства приняли участие Польша, занявшая Тешинскую и Фриштатскую области, и Венгрия, которой были переданы южные районы Словакии и Закарпатская Украина.
Мюнхенское соглашение стало стратегическим просчетом Англии и Франции, показателем полной беспомощности и банкротства их политики перед лицом набирающей обороты агрессии: они хотели умиротворить Германию или, в крайнем случае, направить ее агрессию на восток, а через год сами оказались в состоянии войны с Берлином.
«Умиротворенческая» политика лишь поощрила Гитлера к новым захватам. Советский Союз был единственной страной, недвусмысленно выступившей против захвата Чехословакии. В ноте правительства СССР германскому правительству от 18 ноября 1939 года говорилось, что оккупация Чехословакии и последующие действия Германии не могут не быть признаны произвольными, насильственными, агрессивными. По настоянию СССР вопрос о Чехословакии был включен в повестку дня сессии Ассамблеи Лиги Наций, но его обсуждение не состоялось. Инициативы Москвы, направленные на обуздание агрессии, не встретили отклика на Западе.
«Пакт Молотова – Риббентропа»
В сложившейся предвоенной обстановке Москва оказалась перед непростым выбором. К лету 1939 г. советское руководство располагало сведениями о плане и сроках нападения Германии на Польшу. Это означало, что германские войска, наступая на Польшу, беспрепятственно вышли бы к советским границам, что усиливало бы непосредственную военную угрозу для СССР.
Англо-франко-советские переговоры весны-лета 1939 г., на которых обсуждались различные варианты соглашения о коллективном противодействии агрессору закончились безрезультатно. Камнем преткновения оставалась позиция Польши и, в меньшей степени, Румынии, заявлявших о неприемлемости советских гарантий их безопасности и о неготовности пропустить советские войска через свои территории. Однако реальная причина неудачи переговоров крылась в неготовности западных участников, которые вплоть до конца июля уклонялись от обсуждения военных вопросов, к конкретным договоренностям. В Лондоне, как и Париже, упорно надеялись договориться с Гитлером и явно не желали связывать себя обязательствами в сфере безопасности с идеологически чуждой Москвой.
Оказавшись фактически один на один с Германией, Советский Союз был вынужден искать оптимальные пути для обеспечения своей безопасности и принимать соответствующие решения.
Подписанный 23 августа 1939 г. советско-германский договор о ненападении, как и секретный дополнительный протокол о разграничении сфер интересов, стали для СССР вынужденной альтернативой союзу с Англией и Францией (то, какие из них «союзники», показала «странная война» в сентябре 1939 – мае 1940 гг.), а также реакцией на интенсивные польско-германские контакты 1938 - начала 1939 гг.
Моральный и политический ущерб для СССР, заключившего договор с нацистским режимом, представляется очевидным.
Однако факт остается фактом: договор позволил СССР выиграть около 2-х лет для укрепления обороноспособности и подготовки к неизбежному вооруженному столкновению с Германией (другой вопрос, вызывающий споры – насколько эффективно это время было использовано), западная граница СССР была отодвинута в среднем на 300 км., западные районы Украины и Белоруссии были объединены с остальной частью этих республик. Кроме того, договор вызвал определенные трения между Германией и Японией как раз в тот период, когда советские войска вели бои против японцев на реке Халхин-Гол. Все это уже в годы Великой Отечественной войны способствовало тому, что СССР избежал гибельной войны на два фронта. Прагматизм в данном случае одержал верх над колебаниями идеологического и нравственно-политического характера. К тому же, аналогичного рода пакты с Германией уже имелись у Англии и Франции.
В нашей стране на официальном уровне была дана принципиальная оценка «пакту Молотова-Риббентропа». Второй Съезд народных депутатов СССР в декабре 1989 г., в частности, осудил секретные договоренности с Германией и признал их «юридически несостоятельными и недействительными с момента их подписания». Однако аналогичных действий западных стран в отношении собственных ошибочных акций предвоенного периода не последовало ни тогда, ни в последующем. На это справедливо указывал глава российского правительства В.В.Путин в своем выступлении в Гданьске 1 сентября 2009 г.: «Мы вправе ожидать того, чтобы и в других странах, которые пошли на сделку с нацистами, это тоже было сделано. И не на уровне заявлений политических лидеров, а на уровне политических решений».