о мучениках, великомучениках, страстотерпцах, о репрессированных священнослужителях и просто верующих слышали что?
как раз читала архив тогда еще митрополита, теперича патриарха Кирилла, о феномене христианского мученичества... может, кому тоже интересно.
"Говорить об отсутствии страха перед смертью стало во многом риторической фигурой, однако когда человек реально сталкивается с опасностью умереть, тогда только он может оценить, насколько большого мужества требует иметь пренебрежение к смерти. С древности страх перед смертью был приписываем самой природе человека. Так, например, Еврипид говорил, что любовь к жизни является врожденным чувством – настолько же, насколько человеку присущ страх перед смертью (Фрагменты). Характерно, что любовь к жизни Еврипид ставил в один ряд со страхом быть лишенным солнечного света. Оба эти чувства являются для человека естественными. О естественном характере страха перед смертью говорили и Отцы Церкви. Так, например, преподобный Анастасий Синаит характеризовал природную человеческую волю как любящую жизнь (по-гречески «philozoos») и ненавидящую смерть (по-гречески «misothanatos»). По мысли преподобного Анастасия, человек любит жизнь потому, что любит бессмертие, полученное им в самом начале своего существования (Путеводитель 2). Наиболее важным свидетельством того, насколько естественной является любовь к жизни, есть моление Христа в Гефсиманском саду. Православное богословие однозначно свидетельствует, что страх Христа перед Голгофской жертвой был не призрачным, не дидактическим, как считали некоторые еретики, но реальным. Христос по-настоящему боялся смерти. В этом страхе как, пожалуй, ни в чем ином, раскрылась вся подлинность Его вочеловечения. Тем не менее, Он превозмог страх и пошел на крестные муки, которые завершились смертью на кресте. Тем самым Христос показал, что человек может превзойти свое собственное естество, стать выше него.
Следуя Христу, мученики также превосходили свое человеческое естество. Отсутствие страха перед смертью у мучеников не было чем-то согласным с человеческом естеством. Не было оно и чем-то противоестественным, чем оно является в обычных условиях, ведь как мы сказали – не бояться смерти – это ненормально. Отсутствие страха перед смертью у христианских мучеников – это нечто, что превосходит человеческое естество, что возносит мучеников над законами естества. Иллюстрацией этих слов является фрагмент из мученичества Пиония и с ним пострадавших – древнего памятника, дошедшего до наших дней. Язычники убеждали святого Пиония принести жертву богам, приводя следующие доводы: «Послушай нас, Пионий, мы тебя любим. Есть много причин, по которым ты заслуживаешь жизни – за твой характер и твою праведность. Жить и видеть свет – это хорошо!» Как видим, эти слова перекликаются с приведенным выше фрагментом из Еврипида и отражают отношение к жизни, характерное для той эпохи. Что же отвечает на это Пионий: «Я согласен с тем, что жить хорошо, но жизнь, к которой мы стремимся, лучше. То же справедливо и для света – единого истинного Света. Все это воистину хорошо, и мы не убегаем от этого, как если бы мы стремились умереть или ненавидели Божии творения».
Задумаемся над этими словами. Мученик не отвергает тех максим, которые были и остаются общепринятыми в человеческом обществе: жизнь, как и свет, является благом, которое человеку свойственно любить и от которых противоестественно отказываться. Но все же мученики отказываются и от первого и от второго. При этом ими движет не ненависть к миру и жизни, но любовь – к той жизни, которая превосходит временную жизнь, и к тому Свету, который ярче света солнца. Отказываться от жизни при таких предпосылках намного сложнее, чем если исходить из миро- и жизне-ненавистнических позиций, которые были характерны для многих учений древности и которые встречаются и в наше время. Легко отдать жизнь, когда ее ненавидишь, когда считаешь ее злом. Еще проще при таких предпосылках забрать жизнь у другого. Но как сложно пожертвовать своей жизнью, когда воспринимаешь ее как благо, как дар Божий – а именно так относились и продолжают относиться к жизни христиане.
Для того чтобы преодолеть страх перед смертью, требуется благодать Божия. Именно благодаря тому, что во Христе человеческое естество было ипостасно соединено с божественным, Его человечество смогло стать выше страха перед смертью и страданиями. Мученики также, уподобляясь Христу, благодаря причастию Божественной благодати, получали силу свыше на совершение своего подвига. Особое действие благодати Божией в мучениках отмечали многие христианские авторы. Некоторые сравнивали мучеников с пророками и считали их последователями последних. Так, в мученичестве Поликарпа свидетели его подвига говорят о нем как о «бывшем в наши времена учителе Апостольском и Пророческом <…> Ибо всякое слово, исшедшее из уст его, или уже сбылось, или сбудется».
Однако сказанное вовсе не означает, что действие Божественной благодати устраняло необходимость человеческого участия в мученическом подвиге. Как у Христа во время Его Гефсиманского борения человеческое естество активно участвовало в принятии страданий, так и от мучеников требовалось их личное волеизъявление, предполагавшее огромное личное мужество – от мучеников требовалась синергия, говоря богословским языком, с благодатью Божией, укреплявшей их на подвиг. Что же было главной движущей силой, которая помогала мученикам сделать свой выбор? – Это была вера. Вера в то, что Христос есть Бог и Своим воскресением Он победил смерть. Вот что – вера в воскресение Христово – давала мученикам силу принять смерть от гонителей.
Не будем забывать, что далеко не все, кто вставал на поприще мученического подвига, доходил до конца. Было также множество павших, которые в результате уговоров, угроз конфискации имущества, наконец, пыток уступали гонителям и либо отрекались от Христа, либо приносили жертву языческим богам. В некоторых мученических актах такое отречение христиан связывалось с их чрезмерной ревностью и самонадеянностью, с тем, что они сами проявляли инициативу, напрашиваясь на мученичество. Так, в актах Поликарпа сообщается: «Некий фригиец по имени Квинт, недавно прибывший из Фригии, увидев зверей, убоялся. А это был тот, который возбудил сам себя и некоторых других идти самовольно [на мучение]. Проконсул после многих убеждений склонил его поклясться и принести жертву. Посему, братия, мы не одобряем тех, которые приходят самовольно, ибо Евангелие не так учит». Таким образом, мученичество в древней Церкви хотя и воспринималось как свободный акт, однако при этом расценивалось как ответный шаг мученика на обвинения против него, как смиренное принятие уготованной ему чаши страданий. Эта черта мученичества также связывает его с мученичеством Христовым.
В связи с тем, что далеко не все могли понести тяжести мученического подвига и появилось множество павших, очень рано в христианской традиции появляется образ мученического венца, который увенчивает лишь тех атлетов веры, которые смогли преодолеть все поприще мученичества. Многочисленность павших в ходе гонений вызвало большие проблемы в Церкви. Церковь фактически разделилась на тех, кто категорически осуждал павших и не хотел их возвращения в Церковь, и тех, кто верил в милосердие Божие и готов был позволить падшим во время гонений вновь воссоединиться с Христом и Его Церковью. Противостояние между двумя подходами вызвало в первые три века христианства большие нестроения и привело к различным разделениям и даже расколам внутри Церкви. Тем не менее, в конце концов победила та точка зрения, что павшие во время гонений могут восстановить свое общение с Церковью, при условии принесения ими покаяния. Я хотел бы особенно отметить этот момент. Церковь – это милующая Мать. Именно такой ее образ мы встречаем в святоотеческой традиции уже в самый ранний период – период гонений. Она с готовностью принимает покаяние грешников. То, что в Церкви возобладало милосердное отношение к павшим, является еще одним свидетельством в пользу того, что мученичество есть совершенно особый подвиг, требующий максимального напряжения сил, величайшей веры и мужества, так как расстаться с жизнью ради Христа – это есть нечто, что не заложено в человеческой природе, но требует преодоления человеческого естества.
Все приведенные выше аспекты мученического подвига мы можем применить к святому Пантелеимону. Его страдания и смерть стали подражанием страданиям и смерти Христа. Они восходят к архетипу мученичества, которое претерпел Сам Христос. Будучи врачом и даруя другим здоровье и жизнь, святой Пантелеимон пренебрег своей собственной жизнью, отказавшись от нее ради наследования жизни вечной. Он преодолел присущий каждому человеку страх перед смертью и отсутствием света, выражаясь словами Еврипида, чтобы вечно лицезреть Свет Невечерний. Святой Пантелеимон не оставил после себя никаких текстов, поучений, богословских дискурсов. Его свидетельством стала его жизнь и его смерть, которая привела его ко Христу и прославила во веки. Его мученичество стало наиболее красноречивой мартирией – свидетельством о его любви ко Христу и стремлению уподобиться Ему.
Говоря о феномене христианского мученичества, под конец я хотел бы кратко затронуть одну весьма актуальную проблему современности – проблему терроризма. Террористы-смертники, которые взрывают себя и уносят множество невинных жизней, считают, что они совершают мученический подвиг. Так считают и многие, кто их поддерживает или симпатизирует им. Однако какое разительное отличие имеют подобные террористические акты от мученичества христиан! Как мы имели возможность увидеть выше, христиане приносили в жертву Богу только свои жизни. При этом к прочему человечеству, пусть даже еще далекому от Христа, они питали не ненависть и презрение, но любовь и сострадание. Как правило, они были жертвами гонений со стороны государственной власти, невинно осуждались по ложным обвинениям, и покорно принимали смерть от своих гонителей. Среди них не было самоубийц, которые своей волей отнимали жизнь у себя и у других, совершенно ни в чем не винных людей. Поэтому мученичество христиан – в наши дни это одно из наиболее убедительных свидетельств о ложности терроризма и тех идеологий, которые его поддерживают".
