Очень долго я не решалась написать историю своих родов, потому что каждый раз, когда вспоминаю, переживаю этот кошмар заново. Но виновники этого кошмара продолжают работать врачами, а значит есть опасность, что история повторится.
Да простят меня модераторы за слишком длинный рассказ, но короче не получилось.
12 мая, пятница 15:30, 2-ой РД г. Минска, на кровати, свернувшись калачиком, плакала девушка. Шла 36-ая неделя беременности. Да, уже 36-недель, а ведь еще прошлым летом ей говорили, что мамой она не станет никогда. И вот сбылась мечта. Предыдущие 35-недель пролетели незаметно. Не было ни токсикоза, ни каких бы то ни было осложнений, анализы и мазки все время были в норме, и это с её то диагнозами: больное сердце, больные почки, травма позвоночника. Единственное, что беспокоило – это ужасная боль в правом подреберье, но Петкевич, врач 2-ой ЖК, где она стоит на учете, говорит, что это нормально, что это изжога. Да и к тому же на последнем УЗИ сказали, что у нее срок скорее всего больше на две недели (интересно откуда они взялись) и будет очень крупный ребенок, более 4-х кг. То-то живот такой огромный. Врач уже готовила ее на кесарево. Оставалось совсем чуть-чуть. И вот тебе на, за несколько дней развились такие отеки, что увидев ее 10 мая утром, гинеколог отправила ее в тот же день на госпитализацию для обследования, даже забыв в обменке указать, что роды должны быть посредством кесарева сечения, мол еще успеется. Может она и права, ведь впереди еще как минимум 3 недели, а то и все пять, чего мне волноваться, до появления на свет маленькой дочурки еще столько времени.
Правда все в один голос утверждают, что будет мальчик, но я уверена, будет дочка. День сегодня явно не заладился, утром прилетела на обход Лариса Константиновна, наорала, потом правда, в коридоре, извинилась, когда узнала, что зав. соседнего отделения гинекологии, хорошая знакомая моего отца. На УЗИ сказали, что ужасное многоводие, ничего не разглядеть, что я такая дура и не знаю точного срока беременности, что у меня скорее всего какая-то инфекция (потом выяснится, что это не так), что у ребенка скорее всего гипоксия, что меня будут держать в больнице до самых родов, наблюдать, писать дважды в день КТГ, назначили капать внутривенно пентоксифилин для лучшего кровоснабжения плода и пить эритромицин по 4 таблетки 4 раза в день, и сказали, что в случае чего, вызовут роды искусственно. На мои слабые протесты, типа, у меня должно быть кесарево, мне сказали мол в обменке ничего подобного не сказано, а у них и не с такими диагнозами рожали. В палату я вернулась зареванная, как же моему малышу плохо и я в этом виновата.
Но пока еще ничто не предвещало той трагедии, которая произойдет в последующие 72 часа. Я не знала, что плакать мне придется еще очень много и очень долго. Судьба отсчитывала последние минуты безмятежного спокойствия и счастья, но никто об этом даже не догадывался.
Через час после УЗИ мне поставили первую капельницу, ребенок внутри меня будто затеял с кем-то игру в салочки. Я пожаловалась на это акушерке, та сказала, что все нормально, так и должно быть. Вечером ко мне подошла зав.отделением и предложила перейти в двухместную палату, есть там такая для «своих». Я отказалась, сказав, что если мне лежать до родов, то в компании веселее. В субботу 13-го мая во время второй капельницы у меня резко начала болеть поясница, вот только почек мне сейчас и не хватало для полного счастья. После того как прекратили капать, боль прошла. К вечеру поясница разболелась не на шутку, но боль была какая-то странная, поболит минут 20, отпустит, потом минут через 10 опять. Чтобы не зацикливаться на боли, я старалась шутить, в общем весь вечер веселила всю палату как могла, от смеха у всех уже животы болели, но было видно что мне больно. Около 11 вечера у девчат не выдержали нервы и они позвали акушерку, та посмотрела меня и сказала, что возможно это схватки, и пошла за врачом. Меня охватил ужас, господи только не ночные роды, я ведь даже позвонить никому не могу, все уже спят. Пришел совсем молоденький врач, посмотрел, о чем-то пошептался с акушеркой и велел ей вколоть мне 4 кубика папаверина и столько же димедрола, мол пускай спит и жить не мешает. Когда я вернулась в палату, все смотрели встревожено, ведь срок-то опасный 36 недель, уж лучше рожать в 32. Я улыбнулась, не волнуйтесь, пока что не рожаю. Утром я проснулась вся мокрая, первая мыль, отошли воды, но вроде нет, постель лишь слегка влажная, да и не болит ничего. Осторожно, стараясь никого не разбудить, ведь еще только пять, а по моей милости все улеглись только в час ночи, я достала запасные трусики и подкладку и пошла на биде, раздевшись, обнаружила странные пятна крови на белье. Когда уже все в отделении проснулись, подошла к акушерке, рассказала про кровь, та дала подклад и сказала показать ей через час, все было в норме. Акушерка сказала, что это скорее всего когда меня врач смотрел, то поцарапал зеркалом. В одиннадцать мне поставили очередную капельницу, после этого я отпросилась до вечера домой, помыться. Кто лежал в двойке, знает, там это в выходные без проблем.
Помыться я так и не успела, ровно в два часа дня у меня начали отходить воды. Сначала я запаниковала, лилось очень сильно, практически без перерыва. Скорую вызывать нельзя, ведь официально я уже лежу в роддоме, а какова будет реакция мужа неизвестно. Стараясь сохранить спокойствие и выдержку, с улыбкой говорю: «Женя, водные процедуры отменяются, отвези меня пожалуйста назад, что-то я неважно себя чувствую». На улице дождь, поэтому мои спортивные штаны, которые с каждой секундой промокали все больше и больше (не помогали даже те два полотенца, которые я в них запихнула), не очень бросались всем в глаза. Муж привез меня назад в роддом, в отделении стояла мертвая тишина., я бросилась к акушерке, «Лена, у меня кажется воды отходят». В ответ невозмутимое спокойствие: «Схватки есть», отвечаю «Нет». «Тогда ложись на кровать, дежурный врач сейчас принимает роды, освободиться, придет тебя осмотрит». Из меня продолжает литься. Быстро собираю вещи из тумбочки в пакет. Отдаю пакет мужу, прошу позвонить моим родителям. После того как уехал муж, меня позвали на КТГ. Затем пришла врач, посмотрела мою карточку «36-недель, отправляем в первый, Лена вызывай машину, я оформлю документы». От такого их спокойствия у меня начинают сдавать нервы, трясущимися руками набираю номер отца «Меня везут в первый». Штаны полностью мокрые, другой одежды с собой нет, снимаю их выкручиваю, и снова одеваю на себя. Врач оформила документы, пока мы спускались на улицу, акушерке еще дважды пришлось возвращаться, так как она что-то забыла дописать. Затем меня неспеша, без всяких сирен повезли на скорой в другой роддом, по дороге начинаю молиться Богородице, чтобы ребенок родился живым и здоровым.
16-00 Приемный покой 1-гоРД. Ну вот мы и добрались. Что меня поразило, так это скорость с которой меня оформляли, черепахи бегают быстрее. Наорали, что я без халата, нет запасного пакета для вещей в гардероб, можно подумать, что я каждый день рожаю. Заставили раздеться почти полностью, снять белье, сережки, заколку, разрешили оставить только футболку. Отправили сдать вещи в гардероб, штаны пришлось отжать еще раз. Вернулась, выдали халат. Пошли пешочком в родильное отделение, из меня все это время продолжает литься. Все, родильное отделение. Я уже не просто нервничаю, у меня паника, о кесарево речи никой не идет, залажу на кресло, подошел врач, посмотрел, от боли впору лезть на стену, раскрытие на единичку, сказал дать мне какие-то таблетки. В родзале уже двое, я третья, через час опять осмотр, только полтора. Ставят аппарат КТГ. Пока писалась КТГ, одна из девчонок уже родила. На ее место кладут новую. Опять осмотр, двоечка, ставят капельницу. Звоню своим, говорю фамилию врача, Оглоблин В.А., ответ звучит успокаивающе, это самый лучший врач, из всех кто есть в единице. Снова КТГ, в какой-то момент с монитора пропадают все показания, нет звука ударов сердца моего малыша, сбегается весь медперсонал, у меня истерика, врач пытается меня успокоить, пытаясь отыскать датчиком сердечко ребенка, но я вижу как у него дрожат руки. Через минут пять ритм ударов восстанавливается. Прошу сделать кесарево, ответ отрицательный. В двойке мне испортили все вены, поэтому сейчас капельница едва держится, ходить нельзя, приходится лежать, боль адская, на часах уже десять, раскрытие только на четыре. Уже родили почти все кто был в отделении, только что забрали последнюю, осталась только я. Чувствую, что от боли теряю сознание, перед глазами все плывет, зову на помощь, никого нет, такое чувство, что все ушли домой. Звоню мужу, «Мне больно, никого нет, мы здесь умрем и я и дочка». Через десять минут прибегает врач, что это ты нас через родственников вызывать надумала. Затем приходят все остальные, рожениц кроме меня больше нет, поэтому все рядом, периодически кто-то уходит, кто-то приходит. Опять прошу, давайте резать, ответ все тот же. Я уже потеряла счет времени, схватки практически не прекращаются, аппарат КТГ работает в постоянном режиме, раскрытие только на шесть и дальше ни в какую. Оглоблин разрешает дать мне маску с закисью азота, чтобы не потерять сознание, говорю с акушерками, даже пытаюсь немного шутить. Вдруг понимаю, что меня тужит причем так что сил нет терпеть, Оглоблин как раз вышел, меня смотрит другая врач Сироткина Оксана кажется Викторовна, выражение ее лица мне очень не нравится, она выходит и возвращается уже с Валерием Александровичем. Все говорят рожаем, тужься, через минут десять меня поднимают с кровати и ведут на стол. Там продолжаю тужиться, ничего не получается, Оксана Викторовна давит мне на живот, бесполезно. Все, говорит Оглоблин, будем доставать щипцами, кричу «не надо» меня никто не слушает, на лицо накладывают маску, двое держат руки, чтоб не сопротивлялась, делают эпизиотомию, кто-то трубкой прослушивает живот: «Остановка сердца», тянут ребенка, чувствую, как из меня что-то выскользнуло, матерится Оглоблин, сквозь брань разбираю слова «Короткая пуповина». Наступает тишина, крика ребенка нет, слышу только голос педиатра «Ноль тридцать пять, пиши уже пятнадцатое». Прошло еще несколько мгновений, мне же казалось прошла вечность, в голове только одна мысль, если ребенок мертв, мне жить незачем. И вдруг слабый детский крик. И в тот же момент я услышала, как дружно выдохнули все окружающие. Открываю глаза. Рядом стоит Валерий Александрович, белый как полотно, впрочем, остальные выглядят не лучше, спрашиваю «кто, девочка?», а он говорит «знаешь, мы были такие счастливые, что успели достать ребенка живым, что не обратили внимание, кто». Из-за перегородки кричат «девочка», поворачиваю голову на голос, вижу как малышку кладут на весы, появляются цифры 2550, нет что-то не правильно, она не может так мало весить, ведь мне говорили о крупном ребенке. Подбегает акушерка с бирками «мамаша проверяйте», смотрю вес 2550 рост 42 см. Выносят мою доченьку, вижу только крохотное личико диаметром 5 см, «господи, она же сине-черного цвета», тяну к ней руки, но мне говорят «ребенок в тяжелом состоянии, нельзя» и в спешке уносят в неизвестном мне направлении. Обращаю внимание, что мои колени закрыты простыней, врачи перешептываются, разбираю только отдельные слова, из услышанного делаю два вывода: 1. Ребенка достали из меня вместе с плацентой, и сейчас будут делать чистку, так как внутри остались мелкие кусочки последа; 2. Ребенок в очень тяжелом состояние и возможно не выживет, но другого я уже родить не смогу. Вызывают анестезиолога, меня чистят и штопают, нет я не оговорилась, меня заштопали: 15 наружных и более 30 внутренних швов (после выхода из больницы я не могла сидеть полтора месяца). Очнулась я от холода в каком-то коридоре, я вся от плечей до пяток обложена льдом, первая мысль: я умерла и нахожусь в морге, потом соображаю, что я бы тогда не чувствовала холода. Слышу голоса, чувствую, что меня куда-то везут. Окончательно очнулась утром, нахожусь в какой-то странной палате, кроме меня никого, все кровати в сложенном состоянии. Зашла акушерка, спрашиваю ее о ребенке, она говорит мол придет врач на обход и все расскажет, пытаюсь встать, у меня ничего не получается, она объясняет, что у меня большая кровопотеря и вставать мне еще рано, прошу подать мне телефон, пишу СМСку мужу. Где-то в девять мне принесли передачу от отца, слава богу там есть халат и ночнушка, так как на мне только окровавленная футболка. Жду обхода, в десять приходит несколько врачей и зав.отделением, снова спрашиваю о дочке, мне же начинают объяснять, что роды были очень тяжелыми, что мне вредно волноваться с моим сердцем (а рожать было не вредно), что о моем ребенке мне расскажет врач отделения интенсивной терапии новорожденных, на этом же 4-ом этаже, но не раньше 13:00. В голову лезут самые страшные мысли. После их ухода пытаюсь встать, но тут же падаю без сил. Через пять минут вторая попытка. Через полчаса я смогла дойти до дверей палаты, выйдя из палаты, попыталась определить куда идти, где детское отделение, ошиблась и пошла не в ту сторону, вернулась к палате, поняла, что сейчас рухну прямо в коридоре, прислонилась к стенке, постояла пару минут и поползла в другую сторону. Нашла отделение, прочитала, что прием родителей с 13 до 14. Вернулась в палату и рухнула без сил на кровать с телефоном в руке, чтобы видеть время. Подсчитав, что мне потребуется минут пять, чтобы дойти жду 12:55. Дождавшись положенного времени, держась за деревянную накладку на стене, иду в отделение, меня перехватывает санитарка, идите обедать, мотаю головой, что не хочу, подходит врач, «вы куда, вам лежать надо», говорю, что к ребенку, та вздыхает «ладно, идите». Захожу в отделение, объясняю, так мол и так, ночью родила девочку, что с ребенком - никто не говорит. Врач начинает рассказывать, что пуповина была такой короткой, что малышка не способна была родится естественным путем, необходимо было делать кесарево, но об этом никто не знал, и все было как было, что я должна быть благодарна врачам, что ребенка успели достать живым, что у девочки была остановка сердца и кислородное голодание мозга, она родилась на четыре недели раньше срока и т.д., в общем мою малышку будут отправлять в семерку. Затем мне разрешили пройти к ребенку, я сняла халат и положила его на скамейку, подлетела нянечка с криками, что для одежды есть крючки в коридоре у входа, хорошо врач заступилась, сказала, что до крючков и обратно я буду ползти целый час, а тут каждая минута дорога, Наконец я увидела свое дитя. Она лежала такая крохотная, меньше куклы, такая беззащитная, вся в проводах, датчиках и едва дышала, а я стояла и плакала, потому что ничем не могла ей помочь, не могла даже дотронуться до нее, сказать, что мама рядом, минут через двадцать у меня прихватило сердце и мне пришлось уйти. Я шла по коридору и плакала от бессилия что-либо изменить. Потом мою девочку увезли в семерку, а я еще до субботы лежала в роддоме. Каждую минуту я думала, как она там и горько плакала. И еще очень хотелось придушить врача Лапутько, за то что эта слепая ничего не видела на УЗИ, и врача Петкевич за то что она забыла написать про кесарево в обменке, злилась на себя, что не настояла во время родов на своем. Потом приходил в отделение Оглоблин, очень извинялся, что не послушал меня, прибегали девочки акушерки из родильного, рассказывали, что он очень переживал, чтобы мой ребенок выжил, так как считал себя виноватым. Но все это было не важно, ведь я все равно уходила из роддома одна, без ребенка, а это очень страшно, не дай Бог кому-нибудь пройти через такое.
Свою девочку я смогла увидеть только через 10 дней, а впервые взять её на руки, только когда ей исполнилось 14 дней. Но это уже другая история и другой кошмар.
Да простят меня модераторы за слишком длинный рассказ, но короче не получилось.
12 мая, пятница 15:30, 2-ой РД г. Минска, на кровати, свернувшись калачиком, плакала девушка. Шла 36-ая неделя беременности. Да, уже 36-недель, а ведь еще прошлым летом ей говорили, что мамой она не станет никогда. И вот сбылась мечта. Предыдущие 35-недель пролетели незаметно. Не было ни токсикоза, ни каких бы то ни было осложнений, анализы и мазки все время были в норме, и это с её то диагнозами: больное сердце, больные почки, травма позвоночника. Единственное, что беспокоило – это ужасная боль в правом подреберье, но Петкевич, врач 2-ой ЖК, где она стоит на учете, говорит, что это нормально, что это изжога. Да и к тому же на последнем УЗИ сказали, что у нее срок скорее всего больше на две недели (интересно откуда они взялись) и будет очень крупный ребенок, более 4-х кг. То-то живот такой огромный. Врач уже готовила ее на кесарево. Оставалось совсем чуть-чуть. И вот тебе на, за несколько дней развились такие отеки, что увидев ее 10 мая утром, гинеколог отправила ее в тот же день на госпитализацию для обследования, даже забыв в обменке указать, что роды должны быть посредством кесарева сечения, мол еще успеется. Может она и права, ведь впереди еще как минимум 3 недели, а то и все пять, чего мне волноваться, до появления на свет маленькой дочурки еще столько времени.
Правда все в один голос утверждают, что будет мальчик, но я уверена, будет дочка. День сегодня явно не заладился, утром прилетела на обход Лариса Константиновна, наорала, потом правда, в коридоре, извинилась, когда узнала, что зав. соседнего отделения гинекологии, хорошая знакомая моего отца. На УЗИ сказали, что ужасное многоводие, ничего не разглядеть, что я такая дура и не знаю точного срока беременности, что у меня скорее всего какая-то инфекция (потом выяснится, что это не так), что у ребенка скорее всего гипоксия, что меня будут держать в больнице до самых родов, наблюдать, писать дважды в день КТГ, назначили капать внутривенно пентоксифилин для лучшего кровоснабжения плода и пить эритромицин по 4 таблетки 4 раза в день, и сказали, что в случае чего, вызовут роды искусственно. На мои слабые протесты, типа, у меня должно быть кесарево, мне сказали мол в обменке ничего подобного не сказано, а у них и не с такими диагнозами рожали. В палату я вернулась зареванная, как же моему малышу плохо и я в этом виновата.
Но пока еще ничто не предвещало той трагедии, которая произойдет в последующие 72 часа. Я не знала, что плакать мне придется еще очень много и очень долго. Судьба отсчитывала последние минуты безмятежного спокойствия и счастья, но никто об этом даже не догадывался.
Через час после УЗИ мне поставили первую капельницу, ребенок внутри меня будто затеял с кем-то игру в салочки. Я пожаловалась на это акушерке, та сказала, что все нормально, так и должно быть. Вечером ко мне подошла зав.отделением и предложила перейти в двухместную палату, есть там такая для «своих». Я отказалась, сказав, что если мне лежать до родов, то в компании веселее. В субботу 13-го мая во время второй капельницы у меня резко начала болеть поясница, вот только почек мне сейчас и не хватало для полного счастья. После того как прекратили капать, боль прошла. К вечеру поясница разболелась не на шутку, но боль была какая-то странная, поболит минут 20, отпустит, потом минут через 10 опять. Чтобы не зацикливаться на боли, я старалась шутить, в общем весь вечер веселила всю палату как могла, от смеха у всех уже животы болели, но было видно что мне больно. Около 11 вечера у девчат не выдержали нервы и они позвали акушерку, та посмотрела меня и сказала, что возможно это схватки, и пошла за врачом. Меня охватил ужас, господи только не ночные роды, я ведь даже позвонить никому не могу, все уже спят. Пришел совсем молоденький врач, посмотрел, о чем-то пошептался с акушеркой и велел ей вколоть мне 4 кубика папаверина и столько же димедрола, мол пускай спит и жить не мешает. Когда я вернулась в палату, все смотрели встревожено, ведь срок-то опасный 36 недель, уж лучше рожать в 32. Я улыбнулась, не волнуйтесь, пока что не рожаю. Утром я проснулась вся мокрая, первая мыль, отошли воды, но вроде нет, постель лишь слегка влажная, да и не болит ничего. Осторожно, стараясь никого не разбудить, ведь еще только пять, а по моей милости все улеглись только в час ночи, я достала запасные трусики и подкладку и пошла на биде, раздевшись, обнаружила странные пятна крови на белье. Когда уже все в отделении проснулись, подошла к акушерке, рассказала про кровь, та дала подклад и сказала показать ей через час, все было в норме. Акушерка сказала, что это скорее всего когда меня врач смотрел, то поцарапал зеркалом. В одиннадцать мне поставили очередную капельницу, после этого я отпросилась до вечера домой, помыться. Кто лежал в двойке, знает, там это в выходные без проблем.
Помыться я так и не успела, ровно в два часа дня у меня начали отходить воды. Сначала я запаниковала, лилось очень сильно, практически без перерыва. Скорую вызывать нельзя, ведь официально я уже лежу в роддоме, а какова будет реакция мужа неизвестно. Стараясь сохранить спокойствие и выдержку, с улыбкой говорю: «Женя, водные процедуры отменяются, отвези меня пожалуйста назад, что-то я неважно себя чувствую». На улице дождь, поэтому мои спортивные штаны, которые с каждой секундой промокали все больше и больше (не помогали даже те два полотенца, которые я в них запихнула), не очень бросались всем в глаза. Муж привез меня назад в роддом, в отделении стояла мертвая тишина., я бросилась к акушерке, «Лена, у меня кажется воды отходят». В ответ невозмутимое спокойствие: «Схватки есть», отвечаю «Нет». «Тогда ложись на кровать, дежурный врач сейчас принимает роды, освободиться, придет тебя осмотрит». Из меня продолжает литься. Быстро собираю вещи из тумбочки в пакет. Отдаю пакет мужу, прошу позвонить моим родителям. После того как уехал муж, меня позвали на КТГ. Затем пришла врач, посмотрела мою карточку «36-недель, отправляем в первый, Лена вызывай машину, я оформлю документы». От такого их спокойствия у меня начинают сдавать нервы, трясущимися руками набираю номер отца «Меня везут в первый». Штаны полностью мокрые, другой одежды с собой нет, снимаю их выкручиваю, и снова одеваю на себя. Врач оформила документы, пока мы спускались на улицу, акушерке еще дважды пришлось возвращаться, так как она что-то забыла дописать. Затем меня неспеша, без всяких сирен повезли на скорой в другой роддом, по дороге начинаю молиться Богородице, чтобы ребенок родился живым и здоровым.
16-00 Приемный покой 1-гоРД. Ну вот мы и добрались. Что меня поразило, так это скорость с которой меня оформляли, черепахи бегают быстрее. Наорали, что я без халата, нет запасного пакета для вещей в гардероб, можно подумать, что я каждый день рожаю. Заставили раздеться почти полностью, снять белье, сережки, заколку, разрешили оставить только футболку. Отправили сдать вещи в гардероб, штаны пришлось отжать еще раз. Вернулась, выдали халат. Пошли пешочком в родильное отделение, из меня все это время продолжает литься. Все, родильное отделение. Я уже не просто нервничаю, у меня паника, о кесарево речи никой не идет, залажу на кресло, подошел врач, посмотрел, от боли впору лезть на стену, раскрытие на единичку, сказал дать мне какие-то таблетки. В родзале уже двое, я третья, через час опять осмотр, только полтора. Ставят аппарат КТГ. Пока писалась КТГ, одна из девчонок уже родила. На ее место кладут новую. Опять осмотр, двоечка, ставят капельницу. Звоню своим, говорю фамилию врача, Оглоблин В.А., ответ звучит успокаивающе, это самый лучший врач, из всех кто есть в единице. Снова КТГ, в какой-то момент с монитора пропадают все показания, нет звука ударов сердца моего малыша, сбегается весь медперсонал, у меня истерика, врач пытается меня успокоить, пытаясь отыскать датчиком сердечко ребенка, но я вижу как у него дрожат руки. Через минут пять ритм ударов восстанавливается. Прошу сделать кесарево, ответ отрицательный. В двойке мне испортили все вены, поэтому сейчас капельница едва держится, ходить нельзя, приходится лежать, боль адская, на часах уже десять, раскрытие только на четыре. Уже родили почти все кто был в отделении, только что забрали последнюю, осталась только я. Чувствую, что от боли теряю сознание, перед глазами все плывет, зову на помощь, никого нет, такое чувство, что все ушли домой. Звоню мужу, «Мне больно, никого нет, мы здесь умрем и я и дочка». Через десять минут прибегает врач, что это ты нас через родственников вызывать надумала. Затем приходят все остальные, рожениц кроме меня больше нет, поэтому все рядом, периодически кто-то уходит, кто-то приходит. Опять прошу, давайте резать, ответ все тот же. Я уже потеряла счет времени, схватки практически не прекращаются, аппарат КТГ работает в постоянном режиме, раскрытие только на шесть и дальше ни в какую. Оглоблин разрешает дать мне маску с закисью азота, чтобы не потерять сознание, говорю с акушерками, даже пытаюсь немного шутить. Вдруг понимаю, что меня тужит причем так что сил нет терпеть, Оглоблин как раз вышел, меня смотрит другая врач Сироткина Оксана кажется Викторовна, выражение ее лица мне очень не нравится, она выходит и возвращается уже с Валерием Александровичем. Все говорят рожаем, тужься, через минут десять меня поднимают с кровати и ведут на стол. Там продолжаю тужиться, ничего не получается, Оксана Викторовна давит мне на живот, бесполезно. Все, говорит Оглоблин, будем доставать щипцами, кричу «не надо» меня никто не слушает, на лицо накладывают маску, двое держат руки, чтоб не сопротивлялась, делают эпизиотомию, кто-то трубкой прослушивает живот: «Остановка сердца», тянут ребенка, чувствую, как из меня что-то выскользнуло, матерится Оглоблин, сквозь брань разбираю слова «Короткая пуповина». Наступает тишина, крика ребенка нет, слышу только голос педиатра «Ноль тридцать пять, пиши уже пятнадцатое». Прошло еще несколько мгновений, мне же казалось прошла вечность, в голове только одна мысль, если ребенок мертв, мне жить незачем. И вдруг слабый детский крик. И в тот же момент я услышала, как дружно выдохнули все окружающие. Открываю глаза. Рядом стоит Валерий Александрович, белый как полотно, впрочем, остальные выглядят не лучше, спрашиваю «кто, девочка?», а он говорит «знаешь, мы были такие счастливые, что успели достать ребенка живым, что не обратили внимание, кто». Из-за перегородки кричат «девочка», поворачиваю голову на голос, вижу как малышку кладут на весы, появляются цифры 2550, нет что-то не правильно, она не может так мало весить, ведь мне говорили о крупном ребенке. Подбегает акушерка с бирками «мамаша проверяйте», смотрю вес 2550 рост 42 см. Выносят мою доченьку, вижу только крохотное личико диаметром 5 см, «господи, она же сине-черного цвета», тяну к ней руки, но мне говорят «ребенок в тяжелом состоянии, нельзя» и в спешке уносят в неизвестном мне направлении. Обращаю внимание, что мои колени закрыты простыней, врачи перешептываются, разбираю только отдельные слова, из услышанного делаю два вывода: 1. Ребенка достали из меня вместе с плацентой, и сейчас будут делать чистку, так как внутри остались мелкие кусочки последа; 2. Ребенок в очень тяжелом состояние и возможно не выживет, но другого я уже родить не смогу. Вызывают анестезиолога, меня чистят и штопают, нет я не оговорилась, меня заштопали: 15 наружных и более 30 внутренних швов (после выхода из больницы я не могла сидеть полтора месяца). Очнулась я от холода в каком-то коридоре, я вся от плечей до пяток обложена льдом, первая мысль: я умерла и нахожусь в морге, потом соображаю, что я бы тогда не чувствовала холода. Слышу голоса, чувствую, что меня куда-то везут. Окончательно очнулась утром, нахожусь в какой-то странной палате, кроме меня никого, все кровати в сложенном состоянии. Зашла акушерка, спрашиваю ее о ребенке, она говорит мол придет врач на обход и все расскажет, пытаюсь встать, у меня ничего не получается, она объясняет, что у меня большая кровопотеря и вставать мне еще рано, прошу подать мне телефон, пишу СМСку мужу. Где-то в девять мне принесли передачу от отца, слава богу там есть халат и ночнушка, так как на мне только окровавленная футболка. Жду обхода, в десять приходит несколько врачей и зав.отделением, снова спрашиваю о дочке, мне же начинают объяснять, что роды были очень тяжелыми, что мне вредно волноваться с моим сердцем (а рожать было не вредно), что о моем ребенке мне расскажет врач отделения интенсивной терапии новорожденных, на этом же 4-ом этаже, но не раньше 13:00. В голову лезут самые страшные мысли. После их ухода пытаюсь встать, но тут же падаю без сил. Через пять минут вторая попытка. Через полчаса я смогла дойти до дверей палаты, выйдя из палаты, попыталась определить куда идти, где детское отделение, ошиблась и пошла не в ту сторону, вернулась к палате, поняла, что сейчас рухну прямо в коридоре, прислонилась к стенке, постояла пару минут и поползла в другую сторону. Нашла отделение, прочитала, что прием родителей с 13 до 14. Вернулась в палату и рухнула без сил на кровать с телефоном в руке, чтобы видеть время. Подсчитав, что мне потребуется минут пять, чтобы дойти жду 12:55. Дождавшись положенного времени, держась за деревянную накладку на стене, иду в отделение, меня перехватывает санитарка, идите обедать, мотаю головой, что не хочу, подходит врач, «вы куда, вам лежать надо», говорю, что к ребенку, та вздыхает «ладно, идите». Захожу в отделение, объясняю, так мол и так, ночью родила девочку, что с ребенком - никто не говорит. Врач начинает рассказывать, что пуповина была такой короткой, что малышка не способна была родится естественным путем, необходимо было делать кесарево, но об этом никто не знал, и все было как было, что я должна быть благодарна врачам, что ребенка успели достать живым, что у девочки была остановка сердца и кислородное голодание мозга, она родилась на четыре недели раньше срока и т.д., в общем мою малышку будут отправлять в семерку. Затем мне разрешили пройти к ребенку, я сняла халат и положила его на скамейку, подлетела нянечка с криками, что для одежды есть крючки в коридоре у входа, хорошо врач заступилась, сказала, что до крючков и обратно я буду ползти целый час, а тут каждая минута дорога, Наконец я увидела свое дитя. Она лежала такая крохотная, меньше куклы, такая беззащитная, вся в проводах, датчиках и едва дышала, а я стояла и плакала, потому что ничем не могла ей помочь, не могла даже дотронуться до нее, сказать, что мама рядом, минут через двадцать у меня прихватило сердце и мне пришлось уйти. Я шла по коридору и плакала от бессилия что-либо изменить. Потом мою девочку увезли в семерку, а я еще до субботы лежала в роддоме. Каждую минуту я думала, как она там и горько плакала. И еще очень хотелось придушить врача Лапутько, за то что эта слепая ничего не видела на УЗИ, и врача Петкевич за то что она забыла написать про кесарево в обменке, злилась на себя, что не настояла во время родов на своем. Потом приходил в отделение Оглоблин, очень извинялся, что не послушал меня, прибегали девочки акушерки из родильного, рассказывали, что он очень переживал, чтобы мой ребенок выжил, так как считал себя виноватым. Но все это было не важно, ведь я все равно уходила из роддома одна, без ребенка, а это очень страшно, не дай Бог кому-нибудь пройти через такое.
Свою девочку я смогла увидеть только через 10 дней, а впервые взять её на руки, только когда ей исполнилось 14 дней. Но это уже другая история и другой кошмар.
