зачастую все уже кем-то придумано. Во многих странах Европы (точно слышала про Бельгию и Нидерланды) люди в молодости берут в ипотеку приличное жилье, полжизни ее спокойно платят, а потом, когда считают целесообразным, продают и переезжают в дома престарелых с полным пансионом или в съемные квартиры в кондоминимумах, специально организованных для пожилых жильцов, с медпомощью и пр. Как правило, недвижимость и пенсионные накопления обеспечивают привычный уровень жизни, а то и выше.
Я сейчас не о том, хорошо это или плохо, это просто один из многих вариантов решения. Но зачастую людям гораздо комфортнее ни от кого не зависеть и иметь возможность общаться с людьми, которые в такой же ситуации.
Смотря какой отрезок времени рассматривать
Из "Парфюмера" Зюскинда:
...Ровно половину получаемых денег она тратила на воспитанников, ровно половину удерживала для себя. ...Ей нужны были деньги, она все рассчитала совершенно точно. В старости она собиралась купить себе ренту, а сверх нее иметь еще достаточно средств, чтобы позволить себе помереть дома, а не околевать в Отель-Дьё, как ее муж. ...ей было отвратительно это публичное совместное умирание сотен чужих друг другу людей. Она хотела позволить себе частную смерть, и для этого ей нужно было набрать необходимую сумму полностью.
... опишем в нескольких фразах ее последние дни. ...она оставила свое ремесло, купила, как и намеревалась, ренту, сидела в своем домишке и ожидала смерти...Вместо смерти пришло нечто, на что не мог рассчитывать ни один человек на свете и чего еще никогда не бывало в стране, а именно революция...Поначалу эта революция не оказывала влияния на личную судьбу мадам Гайар. Но потом ...выяснилось, что человек, плативший ей ренту, лишился собственности и вынужден был эмигрировать, а его имущество купил с аукциона фабрикант брюк. Некоторое время еще казалось, что и эта перемена обстоятельств не скажется роковым образом на судьбе мадам Гайар, потому что брючный фабрикант продолжал исправно выплачивать ренту. Но потом настал день, когда она получила свои деньги не монетой, а в форме маленьких бумажных листков, и это было началом ее материального конца.
Через два года ренты стало не хватать даже на оплату дров. Мадам была вынуждена продать свой дом по смехотворно низкой цене, потому что кроме нее внезапно объявились тысячи других людей, которым тоже пришлось продавать свои дома. И снова она получила взамен лишь эти нелепые бумажки, и снова через два года они почти ничего не стоили, и в 1797 году — ей тогда было под девяносто — она потеряла все свое скопленное по крохам, нажитое тяжким вековым трудом имущество и ютилась в крошечной меблированной каморке на улице Кокий. И только теперь с десяти-, с двадцатилетним опозданием подошла смерть — она пришла к ней в образе опухоли, болезнь схватила мадам за горло, лишила ее сначала аппетита, потом голоса, так что она не могла возразить ни слова, когда ее отправляли в богадельню Отель-Дьё. Там ее поместили в ту самую залу, битком набитую сотнями умирающих людей, где некогда умер ее муж, сунули в общую кровать к пятерым другим совершенно посторонним старухам (они лежали, тесно прижатые телами друг к другу) и оставили там на три недели принародно умирать. Потом ее зашили в мешок, в четыре часа утра вместе с пятьюдесятью другими трупами швырнули на телегу и под тонкий перезвон колокольчика отвезли на новое кладбище в Кламар, что находится в миле от городских ворот, и там уложили на вечный покой в братской могиле под толстым слоем негашеной извести....
Какое поколение после Революции смогло обеспечить себе старость в нашей стране?