Еще немножечко Кураева
[CUT="1"]На "Русской службе новостей"
Д. НАДИНА: У микрофона Дарья Надина, в студии Андрей Кураев. Здравствуйте.
А. КУРАЕВ: Добрый день.
Д. НАДИНА: Мы только запустили небольшой проморолик перед эфиром, и сразу посыпались сообщения: Вас называют либералом от церкви, про пятую колонну что-то пишут. Что Вы думаете по поводу термина «либерал от церкви»?
А. КУРАЕВ: Это попытка каким-то привычным клише закрыть для себя более сложную реальность. Прежде всего, я просто не партийный человек, я ни в каких партиях не состою. Мои политические симпатии обычно определяются тем, чью газету я читаю. Если читаю газету какой-то партии, я её по профессорской привычке именно ее и критикую, и,значит, в данный момент я – оппонент этой партии. Вот и всё. А лично мне хватает одной идентичности – я член русской православной христианской церкви. Мне ничего другого не надо.
Д. НАДИНА: Отец Андрей, тем не менее, вчера мы сидели с коллегами, размышляли, много было событий, была история с «Серебряным дождём», срывом их мероприятия, было заявление Всеволода Чаплина. В то же время есть Вы. Православные и не только православные разделились по лагерям: один слушает одного, второй – другого, третий – третьего. Вы представляете всякий раз разные грани одной идеологии. Такое чувство, что это специально создано, как будто вы собираетесь на кухне за чаем, и думаете, как бы вся паства была близка к православию, и вы получаете симпатии людей разных взглядов, но всё равно все обсуждают православие, при этом вы представляете интересы разных люде, разве нет?
А. КУРАЕВ: Во-первых, я бы как раз очень не хотел, чтобы православие стало идеологией. Я бы хотел, чтобы оно осталось христианской верой, а не идеологией, ни в смысле раннего Маркса, ни в смысле позднего Брежнева и Суслова.
Во-вторых, по известному конфликту вокруг «Серебряного дождя» я за эту неделю имел возможность спрашивать вживую и епископов, и опытнейших духовников, священников, и все они в частных беседах со мной, не по телефону, во время общения говорили, что отец Дмитрий повёл себя как-то странно. И вновь напоминаю, ведь не было такого выбора: или смириться с тем, что служба сорвана каким-то посторонним концертом, или идти силой туда врываться.
Отец Дмитрий – человек очень известный, уважаемый, он знает телефоны управы, префектуры и города, чтобы позвонить, и предложить светским властям в рамках их полномочий разобраться с тем, что там происходит, есть ли нарушение регламента. И если даже нарушения регламента нет, то убедительно попросить, чтобы перенаправили колонки, убавили громкость – всё это можно было сделать, отнюдь не вторгаясь в само пространство этого концерта, не снося сооружения, не объявляя со сцены: «Концерт окончен». Можно было всё сделать «мягкой силой». Используя американский термин.
Д. НАДИНА: Но то, что он сделал, вызвало симпатию какой-то части паствы. И то, что он сделал, действительно, очень многим понравилось. А то, что говорите и делаете Вы – нравится другой части паствы. Иногда речь идёт о либерально настроенных людях, креативном классе – можно и так сказать. Разве Вы не согласитесь?
А. КУРАЕВ: Моё нежелание, чтобы церковь действовала силовыми методами, опирается просто-напросто на Евангелие и на «Легенду о великом инквизиторе" Достоевского – это разве либеральные манифесты?
Д. НАДИНА: Не очень похоже на то.
А. КУРАЕВ: Для меня это часть серьёзнейшей темы: чему научилась церковь за горчайший для неё XX век, век, когда против нас применяли максимум возможного насилия? За что, Господи? Чем мы провинились перед Тобой, что небывалые за 20 веков нашей истории гонения обрушились на нас? Это же должно было стать вразумлением. Но стали ли мы мудрее? Меня пугает, какое количество людей и сегодня готово воспроизводить стереотипы времён Алексея Михайловича: скиты, земляные тюрьмы, всех разметать, мы силой докажем, что мы правы… Мне кажется, это самое печальное, потому что невыученный урок грозит обернуться повторением печального экзамена или даже наказания. Для моей церкви, для моей страны мне бы этого очень не хотелось. Поэтому я понуждаю к мысли себя и хотя бы тех людей, которые тоже имеют вкус к сложной христианской мысли: давайте думать, а не просто аплодировать хорошим бойцовским качествам христианских пастырей.
Д. НАДИНА: Как так получается, что мы, паства, обращаясь к отцам церкви, к Вам, к отцу Дмитрию, к отцу Всеволоду, чтобы вы нам разъяснили, как нам жить, что нам надо делать, за советом, но как так выходит, что вы все трактуете разные вещи по-разному? Отец Всеволод Чаплин, например, наделал много шума этими заявлениями о войне, о том, что если человек живёт в мире, в спокойствии, значит, бог его оставил. Мы звоним Вам – и Вы говорите, что церковь, прежде всего, всегда проповедовала мир, и первая молитва за мир. Мы об одном православии? Вы все об одном православии говорите? И что же это тогда, если не идеология?
А. КУРАЕВ: Православная церковь устроена очень необычно. Можно я на пять минут займу эфир и прочитаю небольшую религиоведческую лекцию? Религиозные общины в мире устроены по двум принципам. Первый: харизматический. Лидер общины – это человек с выдающимися качествами, у которого необычные сны, видения, он слышит голоса, он исполнен какого-то необычного духа, он энтузиаст, человек вдохновлённый, и поэтому все идут за ним, это такой пророк, шаман, маг.
Д. НАДИНА: Или политик очень сильный.
А. КУРАЕВ: Нет-нет. Еще это может быть лидер, который выделяется своими интеллектуальными способностями. Например, он прекрасный знаток Торы или Корана или Библии - и поэтому люди идут за ним. Так устроен иудаизм, протестантизм или ислам, где мулла – это наиболее образованный человек в общине.
А есть другой принцип организации религиозной жизни, когда предполагается, что личные качества лидера не важны, потому что кому Бог даровал должность, на того Он излил дары Святого Духа – это слова Эразма Роттердамского в защиту римского Папы в его полемике с Мартином Лютером.
Д. НАДИНА: Как-то очень по-протестантски звучит.
А. КУРАЕВ: Это, напротив, католическая позиция Эразма Роттердамского: кому Бог даровал должность, на того излил дары Святого Духа.
Д. НАДИНА: Добился успеха – значит, Бог тебя любит.
А. КУРАЕВ: Нет, это другая история. На самом деле, в православии есть и то, и другое. С одной стороны, я верю в то, что пока канонический священник не извергнут из сана, и совершает по уставу православную молитву и службу, то Господь ради нас через этого священника даёт нам дары.
Это позволяет мне прийти в храм крестить моего ребёнка или венчаться, не исповедуя батюшку: «Батюшка, скажи, а ты действительно сам все заповеди соблюдаешь, посты, каноны? Ладно, ты меня устраиваешь, ты мне исповедовался, поэтому так и быть, крести моего ребёнка!».
Можно без этого обойтись, когда речь идёт о таинствах. А таинство – это прежде всего освящение материи: хлеб, вино, вода, масло. Это может делать любой священник, независимо от его личного образования, от того, как долго он молится по ночам. Тут Господь действует через него и вместо него.
Но, кроме того, церковью православной очень уважаемы и востребованы старцы, духовники, неформальные подвижники, в которых люди чувствуют дыхание Иного, веяние ветра Вечности. Неважно, какой сан у этого человека – он может быть бомжом, монахиней, а люди к этой монахине, к этой юродивой будут идти, как к Матроне Московской, скажем, или к Ксении Блаженной.
Когда речь идёт о поиске наставления духовного, тут надо выбирать. И в этом смысле духовного советчика выбирают, как выбирают невесту или мужа: приглядываются, делая свой выбор. Освятить мне нужно квартиру или машину – любой батюшка, пожалуйста, приходи, послужи, помолись. А если надо войти в мою душу, вот тут я должен подумать, перед кем я её открою. И тут уместно помнить слова Апостола Павла: «Надлежит быть разномыслиям между вами, дабы явились искуснейшие».
Совершенно естественно, что один и тот же текст мы читаем по-разному. Не случайно есть четыре Евангелия, рассказывающие о жизни одного Христа. И церковь этот плюрализм приняла как неизбежность. У каждого из нас есть свои субъективные аберрации, связанные с восприятием реальности. Тем более, культура православия, как и вся средневековая культура – это культура цитаты. Я могу произнести проповедь, в которой будут только цитаты из Библии, но это будет именно моя проповедь, потому что это я подобрал эти цитаты. Почему я узнал меня сегодняшнего именно в этой странице Библии?
Как, например, мы должны реагировать на проявления какой-то хулы в адрес нашей веры? Может быть, нужно вспомнить Нагорную Проповедь, где сказано: «Благословляйте проклинающих Вас». Я считаю, что так. А другие священники считают, что тут надо вспоминать, как Христос взял в руки бич и погнал торговцев вон из храма. Им кажется, что это место надо вспоминать при определении своей реакции на хулу. И за этим выбором стоит некая внутренняя культура человека, в том числе его социальный опыт. Поэтому совершенно естественно, что советы будут до некоторой степени различны. И тем не менее, мы в одной церкви, потому что у нас один символ веры, мы одинакового Христа исповедуем.
Д. НАДИНА: Отец Андрей, всё то, что Вы сказали, безусловно, это так, здесь спорить не с чем. Но всё равно, ведь мы страна, в которой всегда смотрят на одного лидера, и всегда важно, чтобы был царь батюшка, кто-то над нами, кто нас научит жить. То же самое и в церкви: мы всегда смотрим на патриарха, и всё прочее, иное отсекается. Мы смотрим на президента, на патриарха, и на тех, кто его представляет, если мы говорим о Всеволоде Чаплине. Мы всегда смотрим на одну единицу, и плюрализм, о котором Вы говорите – это всё приятно, но это всё по большому счёту значения не имеет, ведь есть одна главная позиция: русский человек же всегда одно принимает или нет?
А. КУРАЕВ: Даже если так и было когда-то, это не означает, что это должно сохраняться навсегда, и так должно быть сейчас. Детство человечества однажды кончается. То, что Вы рассказали, у социологов называется патерналистская модель общества, от патер – отец. Соответственно, князь или царь – это отец солдатам, а все остальные – его неразумные детишки. Но всё-таки из коротких штанишек однажды надо вырастать. И второе тысячелетие русской национальной истории – неплохой повод для того, чтобы выйти из ясельного возраста и всё-таки начать думать самостоятельно. Тем более, что концовка XX века научила нас, к чему приводит слепое доверие общенациональному лидеру (Горбачёв, Ельцин и то что сними связано). Уповать на то, что всегда власть будет мудрее всех нас, не приходится.
Плюс к этому, чтобы власть была мудрой, она должна быть в состоянии полемики. Для того, чтобы любой человек мог достойно исполнять свои обязанности, он должен быть доступен в режиме онлайн. Не только подхалимы должны приносить ему радостные отчёты о том, как всё хорошо, царь батюшка, в нашем государстве. Он должен иметь перед глазами реальное зеркало, иногда даже такое зеркало, которое бывает у женщин в ванных комнатах, с увеличительным стеклом, чтобы каждый прыщик можно было разглядеть. И умный лидер поймёт: сейчас это прыщик, а завтра – злокачественная опухоль. А если ему будут припудривать и говорить, что завтра рассосётся, это будет плохо и для лидера, и для страны.
Д. НАДИНА: Мы припудриваем сейчас.
А. КУРАЕВ: Кто мы? Я не знаю.
Д. НАДИНА: Мы все одна страна, мы все в ответе за то, что с нами происходит, за хорошее, за плохое, и за кризис, и за праздники.
А. КУРАЕВ: Пресловутые либералы как раз очень не любили в своё время этот тезис и говорили, что не может быть коллективной ответственности. Дальше приводили слова известного русского сиониста Жаботинского о том, что каждый народ имеет право иметь своих подлецов, поэтому если один еврей оказался каким-то преступником, то это не означает, что все евреи такие. Всё это было очень убедительно. При этом интересно, что у тех же демократов есть интереснейший изъян в этой позиции: пресловутый режим санкций как раз предполагает, что весь народ должен отвечать за своё правительство, все должны пострадать. Не те санкции, которые в отношении России, а антииранские санкции, скажем, серьёзно сказываются на жизни населения этой страны. Или когда речь шла о принятии решений об атомных бомбёжках городов Японии или истреблении городов Германии в последний год войны, то тоже обоснование демократической западной прессы было такое: немцы или японцы должны осознать свою вину за произошедшее, поэтому – бомбить всех. Тем не менее, исходная этическая позиция отрицающая коллективную ответственность, мне близка: в самом деле, не надо бомбить по площадям. Мне близки и слова Владимира Высоцкого: «Колея эта – только моя! Выбирайтесь своей колеёй».
Д. НАДИНА: Что нам нужно сделать, чтобы вылезти из коротких штанишек, о которых Вы раньше сказали или опять использовать местоимение мы здесь не правильно?
А. КУРАЕВ: По крайней мере, от этой мечты о том, что мудрая власть всегда по определению права, от этого лёгкого лейкопластыря, заклеивающего реальные проблемы, реальную боль, я думаю, стоит избавиться. Помогите власти, подскажите ей, в чём она не права. Не всякая критика есть революция.
Д. НАДИНА: Какие опасные слова: не всякая критика – революция. У нас сейчас даже на Торфянке был митинг, его майданом местным назвали. У нас любой выход на улицу чреват.
А. КУРАЕВ: Взаимная возгонка обвинений – это не хорошо, не надо демонизировать друг друга в серьёзной гражданской дискуссии. К сожалению, наши партии, независимо от того, как они называются, очень легко переходят на язык обзывательства. [/CUT]
http://diak-kuraev.livejournal.com/873107.html
Там написано, что было заявление В.Чаплина. Я что-то не смогла найти. Может встречалось кому-нибудь?
[CUT="1"]На "Русской службе новостей"
Д. НАДИНА: У микрофона Дарья Надина, в студии Андрей Кураев. Здравствуйте.
А. КУРАЕВ: Добрый день.
Д. НАДИНА: Мы только запустили небольшой проморолик перед эфиром, и сразу посыпались сообщения: Вас называют либералом от церкви, про пятую колонну что-то пишут. Что Вы думаете по поводу термина «либерал от церкви»?
А. КУРАЕВ: Это попытка каким-то привычным клише закрыть для себя более сложную реальность. Прежде всего, я просто не партийный человек, я ни в каких партиях не состою. Мои политические симпатии обычно определяются тем, чью газету я читаю. Если читаю газету какой-то партии, я её по профессорской привычке именно ее и критикую, и,значит, в данный момент я – оппонент этой партии. Вот и всё. А лично мне хватает одной идентичности – я член русской православной христианской церкви. Мне ничего другого не надо.
Д. НАДИНА: Отец Андрей, тем не менее, вчера мы сидели с коллегами, размышляли, много было событий, была история с «Серебряным дождём», срывом их мероприятия, было заявление Всеволода Чаплина. В то же время есть Вы. Православные и не только православные разделились по лагерям: один слушает одного, второй – другого, третий – третьего. Вы представляете всякий раз разные грани одной идеологии. Такое чувство, что это специально создано, как будто вы собираетесь на кухне за чаем, и думаете, как бы вся паства была близка к православию, и вы получаете симпатии людей разных взглядов, но всё равно все обсуждают православие, при этом вы представляете интересы разных люде, разве нет?
А. КУРАЕВ: Во-первых, я бы как раз очень не хотел, чтобы православие стало идеологией. Я бы хотел, чтобы оно осталось христианской верой, а не идеологией, ни в смысле раннего Маркса, ни в смысле позднего Брежнева и Суслова.
Во-вторых, по известному конфликту вокруг «Серебряного дождя» я за эту неделю имел возможность спрашивать вживую и епископов, и опытнейших духовников, священников, и все они в частных беседах со мной, не по телефону, во время общения говорили, что отец Дмитрий повёл себя как-то странно. И вновь напоминаю, ведь не было такого выбора: или смириться с тем, что служба сорвана каким-то посторонним концертом, или идти силой туда врываться.
Отец Дмитрий – человек очень известный, уважаемый, он знает телефоны управы, префектуры и города, чтобы позвонить, и предложить светским властям в рамках их полномочий разобраться с тем, что там происходит, есть ли нарушение регламента. И если даже нарушения регламента нет, то убедительно попросить, чтобы перенаправили колонки, убавили громкость – всё это можно было сделать, отнюдь не вторгаясь в само пространство этого концерта, не снося сооружения, не объявляя со сцены: «Концерт окончен». Можно было всё сделать «мягкой силой». Используя американский термин.
Д. НАДИНА: Но то, что он сделал, вызвало симпатию какой-то части паствы. И то, что он сделал, действительно, очень многим понравилось. А то, что говорите и делаете Вы – нравится другой части паствы. Иногда речь идёт о либерально настроенных людях, креативном классе – можно и так сказать. Разве Вы не согласитесь?
А. КУРАЕВ: Моё нежелание, чтобы церковь действовала силовыми методами, опирается просто-напросто на Евангелие и на «Легенду о великом инквизиторе" Достоевского – это разве либеральные манифесты?
Д. НАДИНА: Не очень похоже на то.
А. КУРАЕВ: Для меня это часть серьёзнейшей темы: чему научилась церковь за горчайший для неё XX век, век, когда против нас применяли максимум возможного насилия? За что, Господи? Чем мы провинились перед Тобой, что небывалые за 20 веков нашей истории гонения обрушились на нас? Это же должно было стать вразумлением. Но стали ли мы мудрее? Меня пугает, какое количество людей и сегодня готово воспроизводить стереотипы времён Алексея Михайловича: скиты, земляные тюрьмы, всех разметать, мы силой докажем, что мы правы… Мне кажется, это самое печальное, потому что невыученный урок грозит обернуться повторением печального экзамена или даже наказания. Для моей церкви, для моей страны мне бы этого очень не хотелось. Поэтому я понуждаю к мысли себя и хотя бы тех людей, которые тоже имеют вкус к сложной христианской мысли: давайте думать, а не просто аплодировать хорошим бойцовским качествам христианских пастырей.
Д. НАДИНА: Как так получается, что мы, паства, обращаясь к отцам церкви, к Вам, к отцу Дмитрию, к отцу Всеволоду, чтобы вы нам разъяснили, как нам жить, что нам надо делать, за советом, но как так выходит, что вы все трактуете разные вещи по-разному? Отец Всеволод Чаплин, например, наделал много шума этими заявлениями о войне, о том, что если человек живёт в мире, в спокойствии, значит, бог его оставил. Мы звоним Вам – и Вы говорите, что церковь, прежде всего, всегда проповедовала мир, и первая молитва за мир. Мы об одном православии? Вы все об одном православии говорите? И что же это тогда, если не идеология?
А. КУРАЕВ: Православная церковь устроена очень необычно. Можно я на пять минут займу эфир и прочитаю небольшую религиоведческую лекцию? Религиозные общины в мире устроены по двум принципам. Первый: харизматический. Лидер общины – это человек с выдающимися качествами, у которого необычные сны, видения, он слышит голоса, он исполнен какого-то необычного духа, он энтузиаст, человек вдохновлённый, и поэтому все идут за ним, это такой пророк, шаман, маг.
Д. НАДИНА: Или политик очень сильный.
А. КУРАЕВ: Нет-нет. Еще это может быть лидер, который выделяется своими интеллектуальными способностями. Например, он прекрасный знаток Торы или Корана или Библии - и поэтому люди идут за ним. Так устроен иудаизм, протестантизм или ислам, где мулла – это наиболее образованный человек в общине.
А есть другой принцип организации религиозной жизни, когда предполагается, что личные качества лидера не важны, потому что кому Бог даровал должность, на того Он излил дары Святого Духа – это слова Эразма Роттердамского в защиту римского Папы в его полемике с Мартином Лютером.
Д. НАДИНА: Как-то очень по-протестантски звучит.
А. КУРАЕВ: Это, напротив, католическая позиция Эразма Роттердамского: кому Бог даровал должность, на того излил дары Святого Духа.
Д. НАДИНА: Добился успеха – значит, Бог тебя любит.
А. КУРАЕВ: Нет, это другая история. На самом деле, в православии есть и то, и другое. С одной стороны, я верю в то, что пока канонический священник не извергнут из сана, и совершает по уставу православную молитву и службу, то Господь ради нас через этого священника даёт нам дары.
Это позволяет мне прийти в храм крестить моего ребёнка или венчаться, не исповедуя батюшку: «Батюшка, скажи, а ты действительно сам все заповеди соблюдаешь, посты, каноны? Ладно, ты меня устраиваешь, ты мне исповедовался, поэтому так и быть, крести моего ребёнка!».
Можно без этого обойтись, когда речь идёт о таинствах. А таинство – это прежде всего освящение материи: хлеб, вино, вода, масло. Это может делать любой священник, независимо от его личного образования, от того, как долго он молится по ночам. Тут Господь действует через него и вместо него.
Но, кроме того, церковью православной очень уважаемы и востребованы старцы, духовники, неформальные подвижники, в которых люди чувствуют дыхание Иного, веяние ветра Вечности. Неважно, какой сан у этого человека – он может быть бомжом, монахиней, а люди к этой монахине, к этой юродивой будут идти, как к Матроне Московской, скажем, или к Ксении Блаженной.
Когда речь идёт о поиске наставления духовного, тут надо выбирать. И в этом смысле духовного советчика выбирают, как выбирают невесту или мужа: приглядываются, делая свой выбор. Освятить мне нужно квартиру или машину – любой батюшка, пожалуйста, приходи, послужи, помолись. А если надо войти в мою душу, вот тут я должен подумать, перед кем я её открою. И тут уместно помнить слова Апостола Павла: «Надлежит быть разномыслиям между вами, дабы явились искуснейшие».
Совершенно естественно, что один и тот же текст мы читаем по-разному. Не случайно есть четыре Евангелия, рассказывающие о жизни одного Христа. И церковь этот плюрализм приняла как неизбежность. У каждого из нас есть свои субъективные аберрации, связанные с восприятием реальности. Тем более, культура православия, как и вся средневековая культура – это культура цитаты. Я могу произнести проповедь, в которой будут только цитаты из Библии, но это будет именно моя проповедь, потому что это я подобрал эти цитаты. Почему я узнал меня сегодняшнего именно в этой странице Библии?
Как, например, мы должны реагировать на проявления какой-то хулы в адрес нашей веры? Может быть, нужно вспомнить Нагорную Проповедь, где сказано: «Благословляйте проклинающих Вас». Я считаю, что так. А другие священники считают, что тут надо вспоминать, как Христос взял в руки бич и погнал торговцев вон из храма. Им кажется, что это место надо вспоминать при определении своей реакции на хулу. И за этим выбором стоит некая внутренняя культура человека, в том числе его социальный опыт. Поэтому совершенно естественно, что советы будут до некоторой степени различны. И тем не менее, мы в одной церкви, потому что у нас один символ веры, мы одинакового Христа исповедуем.
Д. НАДИНА: Отец Андрей, всё то, что Вы сказали, безусловно, это так, здесь спорить не с чем. Но всё равно, ведь мы страна, в которой всегда смотрят на одного лидера, и всегда важно, чтобы был царь батюшка, кто-то над нами, кто нас научит жить. То же самое и в церкви: мы всегда смотрим на патриарха, и всё прочее, иное отсекается. Мы смотрим на президента, на патриарха, и на тех, кто его представляет, если мы говорим о Всеволоде Чаплине. Мы всегда смотрим на одну единицу, и плюрализм, о котором Вы говорите – это всё приятно, но это всё по большому счёту значения не имеет, ведь есть одна главная позиция: русский человек же всегда одно принимает или нет?
А. КУРАЕВ: Даже если так и было когда-то, это не означает, что это должно сохраняться навсегда, и так должно быть сейчас. Детство человечества однажды кончается. То, что Вы рассказали, у социологов называется патерналистская модель общества, от патер – отец. Соответственно, князь или царь – это отец солдатам, а все остальные – его неразумные детишки. Но всё-таки из коротких штанишек однажды надо вырастать. И второе тысячелетие русской национальной истории – неплохой повод для того, чтобы выйти из ясельного возраста и всё-таки начать думать самостоятельно. Тем более, что концовка XX века научила нас, к чему приводит слепое доверие общенациональному лидеру (Горбачёв, Ельцин и то что сними связано). Уповать на то, что всегда власть будет мудрее всех нас, не приходится.
Плюс к этому, чтобы власть была мудрой, она должна быть в состоянии полемики. Для того, чтобы любой человек мог достойно исполнять свои обязанности, он должен быть доступен в режиме онлайн. Не только подхалимы должны приносить ему радостные отчёты о том, как всё хорошо, царь батюшка, в нашем государстве. Он должен иметь перед глазами реальное зеркало, иногда даже такое зеркало, которое бывает у женщин в ванных комнатах, с увеличительным стеклом, чтобы каждый прыщик можно было разглядеть. И умный лидер поймёт: сейчас это прыщик, а завтра – злокачественная опухоль. А если ему будут припудривать и говорить, что завтра рассосётся, это будет плохо и для лидера, и для страны.
Д. НАДИНА: Мы припудриваем сейчас.
А. КУРАЕВ: Кто мы? Я не знаю.
Д. НАДИНА: Мы все одна страна, мы все в ответе за то, что с нами происходит, за хорошее, за плохое, и за кризис, и за праздники.
А. КУРАЕВ: Пресловутые либералы как раз очень не любили в своё время этот тезис и говорили, что не может быть коллективной ответственности. Дальше приводили слова известного русского сиониста Жаботинского о том, что каждый народ имеет право иметь своих подлецов, поэтому если один еврей оказался каким-то преступником, то это не означает, что все евреи такие. Всё это было очень убедительно. При этом интересно, что у тех же демократов есть интереснейший изъян в этой позиции: пресловутый режим санкций как раз предполагает, что весь народ должен отвечать за своё правительство, все должны пострадать. Не те санкции, которые в отношении России, а антииранские санкции, скажем, серьёзно сказываются на жизни населения этой страны. Или когда речь шла о принятии решений об атомных бомбёжках городов Японии или истреблении городов Германии в последний год войны, то тоже обоснование демократической западной прессы было такое: немцы или японцы должны осознать свою вину за произошедшее, поэтому – бомбить всех. Тем не менее, исходная этическая позиция отрицающая коллективную ответственность, мне близка: в самом деле, не надо бомбить по площадям. Мне близки и слова Владимира Высоцкого: «Колея эта – только моя! Выбирайтесь своей колеёй».
Д. НАДИНА: Что нам нужно сделать, чтобы вылезти из коротких штанишек, о которых Вы раньше сказали или опять использовать местоимение мы здесь не правильно?
А. КУРАЕВ: По крайней мере, от этой мечты о том, что мудрая власть всегда по определению права, от этого лёгкого лейкопластыря, заклеивающего реальные проблемы, реальную боль, я думаю, стоит избавиться. Помогите власти, подскажите ей, в чём она не права. Не всякая критика есть революция.
Д. НАДИНА: Какие опасные слова: не всякая критика – революция. У нас сейчас даже на Торфянке был митинг, его майданом местным назвали. У нас любой выход на улицу чреват.
А. КУРАЕВ: Взаимная возгонка обвинений – это не хорошо, не надо демонизировать друг друга в серьёзной гражданской дискуссии. К сожалению, наши партии, независимо от того, как они называются, очень легко переходят на язык обзывательства. [/CUT]
http://diak-kuraev.livejournal.com/873107.html
Там написано, что было заявление В.Чаплина. Я что-то не смогла найти. Может встречалось кому-нибудь?
Человек вне проблемы может видеть ее лучше погруженного внутрь нее.